Или чего мы не помним о советской школе.

Какая ваша первая ассоциация с советской школой? Наверняка строгая дисциплина и твёрдые знания. Единые для всей страны, а потому тщательно выверенные и непогрешимые учебники, бессменная школьная форма и строгий, но справедливый учитель — преисполненная достоинства женщина средних лет, которой побаиваются и родители учеников.

Спустя десятилетия советская школа предстаёт в коллективной памяти как нечто единообразное, как система с очень точными и практически неизменными характеристиками. Но и реформы сверху, и личные нововведения педагогов позволяют оценить школьную систему Советского Союза как поле непрекращающихся экспериментов.

Первые шаги: единая трудовая школа

История советской школы началась с экспериментального послереволюционного десятилетия. Первое решение советской власти о реформах образовательной сферы прозвучало в декрете об отделении церкви от государства и школы от церкви. Вскоре вся образовательная отрасль оказалась в острой ситуации, которая покажется знакомой педагогам 1990-х. Прежняя идеология отвергнута, а значит, старые учебники непригодны; все правила — от приёма учеников до снабжения школ — меняются.

И в городах, и в селах двадцатых годов школы, особенно небольшие, нередко жили за счёт родителей учеников: они обеспечивали отопление, необходимые материалы для классов и большую часть жалования учителя.

При этом нельзя сказать, что советское правительство ограничилось отменой всех прежних законов и не проводило собственной образовательной политики. Советская школа строилась по принципу единой трудовой школы. Единой она называлась потому, что заменила прежние сословные учебные заведения. Социальные барьеры между начальной деревенской школой, реальным училищем и гимназией были разрушены. Это не значит, что все школы стали одинаковыми, но каждая из них теперь соответствовала определенной ступени образования, по которым ученики могли неограниченно подниматься. Например, бывшая начальная школа в селе считалась теперь школой первой ступени; окончив её, подросток мог направиться в уездный город и поступить в семилетку, которая считалась школой второй ступени, и продолжить обучение с того уровня, на котором он закончил в деревне. Завершить среднее образование можно было в школе повышенного типа, то есть десятилетке.

Железнодорожная школа – семилетка № 2. Ученики за работой в столярной мастерской. Конец 1920-х гг. – начало 1930-х гг.
(источник: russiainphoto.ru)

Эти «ступени» и «типы» появились не случайно: слово «класс» не употреблялось, учеников делили на группы. Изгнанию авторитаризма не только из языка, но и из реальной жизни школ должны были способствовать ученические комитеты и общешкольные советы. Какой неформальной и бурной была общественная жизнь школ 1920-х, можно прочитать в повести Николая Огнева «Дневник Кости Рябцева».

Из книги Огнева можно почерпнуть и некоторые представления об экспериментах в преподавании. Школа Кости Рябцева живет по Дальтон-плану: ученики выполняют недельные и месячные задания, консультируясь с педагогами в «лабораториях». Не в каждой школе был возможен полноценный эксперимент, но отказ от традиционной предметной системы был всеобщим. Даже небольшие сельские школы, педагогов в которых было трудно заподозрить в склонности к новаторству, переходили от предметов к «комплексам». Например, ученики первой ступени изучали свой край как целостную тему: и географические особенности, и климат, и флору с фауной, и современное население, и исторические детали, и хозяйственный портрет. Что-то сообщал учитель, какие-то данные ученики должны были получить сами путем опросов или наблюдений за природой. Изменения произошли и в оценке: к концу 1920-х гг. распространился «бригадный метод», когда ученики сдавали зачеты не индивидуально, а группами.

Пионерское собрание. 1923-1924 г.
(источник: russiainphoto.ru)

Портрет советской школы 1920-х выглядит реализацией самых смелых утопических предложений. Следовать не учебнику, а реальности, давать проектные задания, стимулировать командную работу — чем не программа какого-нибудь кванториума? Реформы в практической педагогике сопровождались научным бумом, хотя не всё, что успели создать психологи и педологи, дошло до школ. Уже в начале 1930-х гг. эксперименты стали сворачиваться.

Почему это произошло? Новый образ школы, сложившийся к концу 1930-х, соответствовал идеологии «социализма в отдельно взятой стране» куда больше, чем Дальтон-планы и свободные школьные советы, где ученик мог критиковать педагога.

Но причины поворота школьной политики в консервативное русло были отчасти и экономическими. Новые методы требовали весомого финансового обеспечения как на уровне школ, так и в педагогическом образовании. Потому наркомат просвещения пошёл по более простому пути: единообразная система подготовки педагогов, единые программы и учебники для всей страны, единоначалие в школе, дисциплина в классе. Установив над просвещением максимально жесткий контроль, власть смогла за короткий срок подготовить армию молодых педагогов и ввести всеобщее начальное обучение.

Оттепель как предчувствие

Модель советской школы в сталинский период сильно напоминала дореволюционную гимназию, где коммунистическая идеология заменила Закон Божий. Сходство усилилось, когда старшие классы стали платными (с 1940 г.) и было введено раздельное обучение девочек и мальчиков (с 1943 по 1954 гг. только в городах). Но уже во второй половине 1940-х гг. в школе начались перемены.

Попытки реформировать школу были вызваны реальными проблемами послевоенного общества: школа утратила свою роль и значение. У немногих подростков во время войны была возможность посещать школу, и уже в 1946 г. вузы столкнулись с недобором: им некого было зачислять на первый курс.

Кроме того, дисциплина в классах стала заметно хуже, ученики реже посещали занятия, а в деревнях и в небольших городах родители снова перестали отпускать детей в школу, потому что их труд был нужен дома — или просто потому, что у ребят не было ни одежды, ни обуви.
Некоторое время продолжали вводиться авторитарные дисциплинирующие меры (например, новые Правила поведения учащихся требовали беспрекословного подчинения ученика учителю), но зазвучали и другие предложения. Уже в 1944 г. нарком просвещения В. П. Потемкин объявил лозунг «борьбы с формализмом» в преподавании. Речь шла о том, чтобы меньше нагружать учеников зубрежкой определений и правил, а больше ориентировать их на понимание темы, пересказ своими словами, проводить лабораторные и практические занятия. Сразу же в печати появилась критика и «формализма в воспитании», игнорирующего интересы, склонности и особенности ребёнка.

1949 год. Му­ром. Шко­ла №12. Класс­ный ру­ко­во­ди­тель Бес­па­ло­ва Т.И. с уче­ни­ца­ми.
(источник: russiainphoto.ru)

Одним из главных новшеств в педагогике конца 1940-х гг. оказалось требование «индивидуального подхода», вызванное широко распространенным в послевоенные годы второгодничеством. Стандартные программы не работали на классах, составленных из разновозрастных учеников, у которых за плечами были годы вне школы. В ходе нескольких обсуждений в министерстве просвещения при участии экспертов-практиков и родилась формулировка «индивидуальный подход к каждому учащемуся». В педагогику вошли идеи уважения детского внутреннего мира и познания как творческого процесса. Не случайно одной из самых популярных книг среди учителей этого времени стала повесть Ф. Вигдоровой «Мой класс». Героиня книги проходит путь от заученных методик к пониманию каждого ученика, к человеческим отношениям с детьми и их семьями.

Занятия в школе. Ленинград, 1956 г.
(источник: russiainphoto.ru)

На практике основные усилия министерства просвещения были связаны с материальным обеспечением работы школ, подготовкой большого числа новых учителей и ликвидацией отставания от требований программы. Как это отразилось на учителях?

С одной стороны, на педагога были возложены дополнительные обязанности: он по-прежнему отвечал за успеваемость учеников, но завышать оценки было невозможно, а проверки из разных контролирующих органов стали, как никогда, строгими и дотошными. С другой стороны, требование «индивидуального подхода» означало, что успешные нестандартные методики получили право на жизнь, как часть творческой работы педагога. Более того, в стране появилась практика сбора информации об опыте лучших учителей. Он обобщался и в специальных методичках, и на страницах «Учительской газеты». Внутри педагогического сообщества отклик нашли и призывы к отказу от формализма, и неясные идеи реформы школы. Именно в конце 1940-х — начале 1950-х гг. начали работу многие учителя, позднее прославившиеся как педагоги-новаторы, авторы «педагогики сотрудничества».

Скрытая диверсификация

Попытка масштабной школьной реформы произошла в СССР только в 1958 г. — так называемая «политехнизация школы». Ни концепция, ни термин не были новыми для СССР. С самых первых лет советская школа развивалась как трудовая, включавшая в программу, помимо основ наук, и освоение практических навыков. Лозунгом реформы 1958 г. было «преодоление отрыва школы от жизни». С этого времени и до 1966 г., когда реформа была свернута, немалое количество часов в средней школе (по некоторым подзаконным актам, до трети) уделялось производственной практике. Поскольку в школьных зданиях не было места для создания мастерских, руководители школ шли по более простому пути: «школьные производственные бригады» направлялись на уже существующие производства. Выезды на заводы и птицефермы целыми классами запомнились многим школьникам этих лет.

В 1960-е годы школьники области выполняли задание пионерской двухлетки по сбору металлолома для производства тракторов, которые шли на целинные земли, на строительство нефтепровода «Дружба».
(источник: russiainphoto.ru)

Восьмилетнее среднее образование стало обязательным, как и трудовой стаж в 1−2 года на производстве для всех выпускников средней школы. Без этого нельзя было поступить в вуз, и выпускники школ часто отправлялись на предприятие только для того, чтобы наработать необходимый срок. Они не были заинтересованы в своей работе и без сожаления увольнялись.

Как отмечают современные исследователи, главной проблемой реформы стало отсутствие чётких требований к уровню знаний выпускника школы. Школьник должен был иметь профессию или освоить навыки, необходимые для низкоквалифицированной работы? Учеников нужно было готовить к практической деятельности, но к какой, никто не знал.

Учеников нужно было готовить к практической деятельности, но к какой, никто не знал.
Одновременно с реформой и отчасти под её влиянием в СССР зародилось ещё одно новшество: школы для одарённых детей. Во внешне подчинённой единым законам советской школе продолжалась скрытая диверсификация: развивались авторские подходы лучших учителей, а теперь и школы для одарённых в математике и естественных науках детей. Созданные крупными вузами в собственных интересах, эти школы выпадали из-под общих требований «политехнизации». Примером может послужить система математических школ, программа которых готовила учеников к учёбе в серьёзных технических вузах и ко вхождению в академическую науку.

Ученики первого десятилетия физматшколы, 60-е гг.
(источник: 50.internat.msu.ru)

По вопросу создания математических школ в печати разгорелась мощная дискуссия, ведь выделение«элиты» самых способных учеников в отдельные школы противоречило природе советского образования. Но интересы прогресса оказались выше. Вначале математические и программистские классы возникли в крупных школах Москвы и Ленинграда, а затем были открыты физико-математические интернаты в новосибирском Академгородке, при МГУ, несколько специализированных школ в столицах. Ученики этих школ осваивали фактически вузовскую программу по физике и математике при сильно урезанном гуманитарном блоке. Большинство российских лауреатов самой престижной в мире математической награды — Филдсовской премии — учились в советских математических школах.

Педагогика сотрудничества

В перестройку главные требования и предложения по обновлению школы раздавались из уст самих учителей: педагогов-новаторов, которые доказали действенность своих методик за несколько предыдущих десятилетий. Но неправильно было бы думать, что развитие новаторских педагогических идей в 1960—1970-е гг. шло только силами нескольких одиночек-практиков в разных частях страны. К этому времени внутри Академии педагогических наук СССР сформировалось несколько исследовательских институтов: теории и истории педагогики, методов обучения, психологии и дефектологии. Идеи психологизации педагогических подходов и практик, раннего выявления способностей, ранней профессионализацией развивались во взаимодействии ученых и практиков.

Впрочем, именно практики ярче всего заявили о себе во время перестройки. Педагоги-новаторы опубликовали свой «Переделкинский манифест» в 1986 году. Во встрече, по итогам которой был написан вошедший в историю педагогики под этим названием отчет, участвовали С. Н. Лысенкова, В. Ф. Шаталов, Е. Н. Ильин, Ш. А. Амонашвили и другие деятели педагогики и учителя.

70-80-е, В. Ф. Шаталов в классе
(источник: cs8.pikabu.ru)

Какие идеи провозглашал манифест? Прежде всего, он был не прекраснодушной фантазией. Его выводы шли из десятилетий работы педагогов-новаторов в разных школах страны. Перемены, вызванные всеобщим обязательным средним образованием, а затем — фактическим отказом от второгодничества, поставили учителей в условия, когда слабые ученики перестали отсеиваться из школы. Как в послевоенное время, учителя всего СССР увидели, что стандартные методики не работают для всего класса. Педагоги-новаторы проявили себя не в закрытых матшколах, собиравших лучших, а работая со всеми, кто пришел в класс.

«Мы не с предметом идём к ученикам, а с учениками — к предмету», — заявляли они в манифесте.

Главным принципом педагогики сотрудничества было вселение в каждого ученика уверенности, что он добьётся успеха и разберется с самой сложной темой. Задача учителя — организовать работу с учениками разных способностей, не разделяя при этом их на группы, не вызывая у отстающих чувства второсортности. Каждый из педагогов-новаторов пришёл при этом к идее опорной схемы, которая поможет ученику при ответе вспомнить и изложить основную идею темы. Наиболее известна система опорных сигналов В. Ф. Шаталова.

Соблюдению ключевого принципа педагогики сотрудничества способствовало учение без принуждения — особенно для маленьких детей в начальной школе, где строгость и плохие отметки только отбивают охоту когда-либо учиться. Никто не ставил двоек, некоторые совсем отказались от оценок в младшей школе. Другими важными идеями были деление материала на крупные блоки, обучение с опережением (самые сложные темы появлялись за 50 или 100 уроков до того, как до них доходила программа), соответствие формы урока содержанию и свобода выбора для учеников, иногда даже в выборе домашнего задания. Каждый из педагогов-новаторов применял ту или иную форму оценки учениками работ друг друга, но ни у кого дети не выставляли друг другу отметок — они учились анализировать и обсуждать, а не просто присуждать баллы.

Последний звонок, 1970-е гг.
(источник: russiainphoto.ru)

Педагогика сотрудничества включала принципы творческого самоуправления и общественной работы, а также широкого интеллектуального развития. Авторы «Переделкинского манифеста» считали одним из самых удачных примеров творческого развития детей в реальных и полезных обществу делах ленинградскую «Фрунзенскую коммуну». Ею вдохновлялось целое движение коммунаров, распространённое в СССР в 1960-е гг., когда, казалось бы, общественной нагрузки хватало в пионерской организации. Летние трудовые лагеря и сборы воспринимались коммунарами как более полезная активность, чем традиционная пионерская; у участников движения складывалось более глубокое понимание ответственности, искренности, принадлежности к коллективу.

Педагогика сотрудничества заявила о себе в перестройку, но она была глубоко советским явлением на коллективистских началах. Отдельные приёмы и методы педагогов-новаторов вошли в практику учителей-предметников, а на принципах коммунарского движения и сейчас строятся системы самоуправления в вузах и школах, но у большинства российских школ и педагогов после распада СССР не было ресурсов для педагогических опытов. Курс на выделение элитных, «особенных» школ продолжился, и именно в них экспериментальное наследие педагогов-новаторов было применено в полной степени.

Познакомиться с академическими исследованиями советской можно в коллективной монографии «Острова утопии: Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940 — 1980-е)». — М.: Новое литературное обозрение, 2015. Мы в 2015 году выпускали отдельный текст по материалам этой монографии.

Источник: newtonew.com